ОКАНАГАН
ВАНКУВЕР ВИКТОРИЯ – ПОРТ ХАРДИ ПОРТ ХАРДИ ПАРОМ НА СЕВЕР
ХАЙДА ГВАИ ПАРОМ НА ВАНКУВЕР ОКАНАГАН АЙСФИЛД ПАРКВЕЙ
ДЕНЬ 14, 15
С утра путь лежит в долину Оканаган. Из ледяной страны через пару часов мы оказались на летнем приморском курорте, а именно в городе Пентиктон. Песчаные пляжи вдоль озера, и нескончаемая череда маленьких отелей. Через гладь воды на противопожном берегу возвышается высокая гора, на вершине которой, как в Голливуде выложено «Голливуд», выложено «Пентиктон». Вокруг всё очень уютно даже сейчас, вне сезона, а летом здесь днём и ночью кишмя кишит веселье, так как основные аттракционы на сотни километров в долине – это винодельни, наперебор предлагающие попробовать разнообразные виды местных вин.
Фёдор хотел с ветерком прокатиться по озеру на катере, и мы махали руками владельцам плавсредств, чтобы те пришвартовались и взяли нас на борт, но владельцы дружелюбно поднимали в ответ бокалы с вином, улыбались, и почему-то плыли мимо. Я попробовал связаться с местной авиацией, которая также сначала сослалась не несезонье, но затем сказала, что попробует вытащить с празднования Дня Матери (который оказывается был именно сегодня) пилота вертолёта, который уже третий день гуляет по местным винодельням со своей мамой, и кучей друзей и девиц без мам. Действительно, дозвонились до пилота, который заломил такую цену за альтернативу провести пару часов без мамы и друзей, что стало ясно, как сильно он их любит. Пришлось сначала на колёсах, а затем, когда дорога кончилась, уже на своих негнущихся двоих, взбираться на вершину той самой горы, на которой так мудро выложено название города, вероятно для того, чтобы жители его, равно как и гости, проснувшись утром после очередного вечернего знакомства с местной винной продукцией, долго не гадали, куда же их вчера занесла нелёгкая.
В качестве компенсации за отсутствие активных аттракционов Фёдору пришлось воспользоваться давно проверенным местным, то есть одной из виноделен. Лучшей здесь считается Mission Hills. Само место – просто рай. Расположенное на самой вершине одной из окружающих долину гор, среди спускающихся вниз виноградников, Мишн Хилл – целый комплекс из арок, скульптур, павильонов, дегустационных залов, садов и парков. Знаменитым в мире ценителей вин это место стало совсем недавно, в 1994 году, когда на конкурсе в Англии эксперты анонимно вкушали шардоннэ из десятков регионов, выбирая лучший. Когда выбрали шардоннэ Мишн Хилла, то жюри приняло решение повторить тест, и опять тот же результат. Каждый день в винодельне проводится множество экскурсий, демострируются фильмы, гости проходят по погребам, и даже могут принять участие в сборе винограда.
Фёдору помогал дегустировать вина колоритнейший мужчина, с длинными седыми волосами, собранными в косу, и такой же длиннющей седой бородой. Что-то мне показалось очень родным в его облике, не исконно канадском, и мы разговорились. Оказалось, что его прадед и прапрадед были в услужении у Романовых по инженерной части, и занимались проектировкой нескольких дворцов под началом знаменитых столпов зодчества.
По дороге в Национальный парк Глейшер (Glacier National Park) нам нужно было проехать вдоль озера через всю долину, утопающущю в садах. Когда-то недавние иммигранты, в основном из Португалии, Венгрии и Индии, приезжали на уборку фруктов в долину Оканаган и, не разгибая спины, трудились все лето на полях и фруктовых плантациях местных жителей. Прошли годы, многие сами стали фермерами, садоводами и виноградарями. Кто же теперь собирает богатый урожай долины Оканаган? Конечно же, как и раньше, это сильно нуждающиеся в деньгах эмигранты, в основном из Индии и Китая, но не всегда и не везде. В этом плане интересна история города Оливер, небольшого городка с населением 8 тысяч человек. Уже около 30 лет сбором урожая в садах местных фермеров и садоводов занимаются исключительно молодые люди из Квебека, приезжающие в Оливер на летние месяцы. Когда попадаешь в Оливер, первое время кажется, что вернулось время хиппи – столько детей цветов можно увидеть на улицах, такой атмосферой наполнен летний город, что легко перепутать двухтысячные годы с шестидесятыми. На плантациях слышна лишь французская речь, сменяющаяся по вечерам звуком гитары и треском костра у палаток. Они молоды, им около двадцати, и приезжают они сюда не только ради денег – это романтическое путешествие во времени и пространстве. Каждый год, то есть каждый сезон сбора винограда – резкий всплеск отцовских эмоций местных жителей, впрочем, не приносящих результатов. Дело с том, что с началом каждого сезона дочери фермеров почему-то напрочь забывают, чему именно всю зиму их учили благочестивые родители-католики, и как пчёлы на мёд устремляются под сень палаток хиппующей молодёжи, купающейся нагишом в реках и скручивающих сигареты с травкой.
Кстати, мы чуть было не попали на такое хипповое сборище. Колеся по долине и наслаждаясь пейзажами, возникающими как-бы из ниоткуда всё краше и краше, мы выехали к очень странному озеру, виднеющемуся далеко внизу, как бы в котловане, по краю которого пробегала наша дорога. Думаю, что мало кто видел такое из тех, кто не живёт в тех местах, или случайно, как и мы, на него не наткнулся. Вся поверхность озера была покрыта чёткими кругами практически одинакового размера. Чтобы было нагляднее – представьте себе раскатанное по столу тесто неровной вытянутой формы. И в 
этом тесте, точно так же, как делают пельмени, выдавливая стаканом или формой кругляши для будущих пельменей, и складывая их отдельно от продавленного теста. Что останется в результате? Правильно, тесто с кругами-пустотами. Так вот это озеро и состояло всё из пустот, но вместо пустот там была вода, а вместо теста что-то странное, серо-коричневое. Оказывется, это озеро – единственное такое в мире. Его хорошо знают в Канаде, и называют медицинским, лечебным, исцеляющим, чудодейственным и так далее. А официальное название – Пятнистое озеро (Spotted Lake). Зимой оно выглядит, не отличаясь от своих многочисленных собратьев, раскиданных по миру, только постепенно начинает затягиваться той самой серо-бурой массой, как болото ряской. А вот 
весной начинается нечто удивительное. На поверхности массы возникают один за другим бурлящие фонтанчики, и образуются круги, один за другим. И каждый раз этих кругов ровно 365, по числу дней в году, ни на один больше ни на один меньше. Зафиксировано это было ещё невесть когда опять-таки индейцами. Уже в прошлом веке, когда появилась возможность начать делать тесты воды, оказалось, что зимой вода как вода, чистая, без хлорки, но к лету она внезапно со страшной скоростью начинает пополняться массой супер-целебных элементов. И в течение лета к нему идёт просто-таки паломничество, дабы окунуться в него или просто испить живой воды. Так вот, именно сегодня открывается сезон исцелений, и по этому поводу вечером и затем ещё три дня будет грандиозный праздник, здесь же, у кромки воды. Приглашаются все желающие со своими типи, вигвамами, палатками и без.
Остаться и увидеть этот праздник времени не было, и мы двинулись дальше. Фёдор листал путеводитель по Британской Колумбии в поисках ещё не посещённой нами достопримечательности. Я же втайне надеялся, что составитель справочника окажется халтурщиком, но не тут-то было. Оказалось, что где-то в этих местах есть старинное ранчо отца-основателя всех лошадей в округе, некоего О’Киффи. В его поисках 
мы проезжали мимо любопытных лошадиных морд всех окрасов, провожающих нас большими глазами из-за загонов, дальше, на склоне горы, пошли лошади совсем странной 
породы – двугорбые, как я понял, более выносливые и неприхотливые, затем началась серия ранчо с какими-то карликовыми породами лошадей. Часа через два всё же нашли поместье старины О’Киффи. Сразу стало понятно, что у него была губа не дура. Не успокоившись на одном доме, он начал возводить вокруг него некое подобие мегаполиса в миниатюре для собственных нужд. Построил церковь для себя и своей семьи, чтобы не тратить время на поездки в городской приход со своими просьбами на верха, и домик для двух поваров-китайцев, это ещё в те-то годы. Единственная комната в этом домике вмещала лишь две узкие кроватки, два саквояжа, с которым прибыли китайцы, и один ночной горшок на двоих. На стене висело старое-престарое фото китайцев, худых как два бамбука, в страхе смотрящих в объектив и жмущихся друг к другу. И это при том, как мне объяснила служительница в викторианском облаченьи, что этот жадюга О’Киффи, оказывается, прибрал к рукам несколько золотоносных шахт, объявив их своею собственностью. Теперь, спустя годы, конечно же, его называют меценатом, но думаю, что только не в Китае.
Отдав дань предпринимателю, мы двинулись по новому отрезку пути. Дорога начала понемногу ползти вверх, и опять показались, надвигаясь на нас всё ближе, становясь всё больше, вытесняя всё вокруг полностью покрытые снегом горы, и острые пики ледников. Мы въехали в Глейшер Парк, но ни одна отходящая в сторону от пути дорога не была открыта для проезда по ней, кроме основной, по которой мы ехали. Всё то же самое – не сезон, а сезон начнётся в лишь конце мая – начале июня, и пока по этим дорогам и тропам для пеших прогулок не проехать, ни пройти. Каждые две-три минуты стоят дорожные 
знаки «Опасная зона – сходят лавины». Только вынырнешь из одной зоны, и сразу начинается другая. Несколько раз мы проезжали последствия недавних сходов лавин. По обим сторонам дороги, и также посредине неё возвышались гигантские буреломы из выкорчеванных с корнями, скрученных-перекрученных, разломанных вдоль и поперёк деревьев, а на горах в этих местах, начиная с вершин, зияли 
среди тянущихся ввысь вековых сосен и елей широченные пустые прогалины, по которым прошлись сметающие всё на своём пути цунами лавин. Была расчищена только лишь та часть дороги, по которой могли гуськом проехать машины, регулируемая с двух сторон дорожными рабочими, разрешающими проезд поочерёдно небольшим группам в каждую сторону. А потом нас и вовсе обступили снежные горы со всех сторон, и даже в лобовое стекло не всегда можно было увидеть клочок неба вверху. Преодолев ледовый перевал, впервые начали появляться подобия обочин, на 
которые можно было свернуть без стопроцентной вероятности быть снесённым несущимся за тобой лесовозом. На одной из таких обочин мирно паслась семья медведей гризли с детёнышами. Как раз прошлой ночью я читал очередную памятку для горе-фотографов, которые норовят сделать лучшие в их жизни, но также и последние, чудо-снимки. В это время, в начале мая, гризли, как и чёрные медведи, только-только проснулись, и зверски голодные. А посему они зациклены на двух вещах: первая – как бы побыстрее съесть всё что попадётся под лапу, а вторая – защитить своих медвежат, которые мохнатыми шарами семенят рядом с ними. Как те благовоспитанные девушки из долины, я напрочь забыл чему меня учили, и тормознул прямо рядом с семьёй. К счастью, Фёдор выкатился с фотоаппаратом с другой стороны, тем самым усложнив медведям задачу, кого первого из нас слопать. Делать снимки после того, как они приняли решение и пошли на нас, мы не стали, а успели вскочить в машину и дать по газам. В заднее зеркало было хорошо видно, как медведь и медведица яростно раздирают полуметровыми когтями следы от протектора нашей машины, отпечатавшиеся на месте остановки в снегу. Очаровательные медвежата с уважением наматывали на ус первые уроки выживания с человеком.
Когда начало темнеть, мы неслись по следующему заповеднику – Йохо, ища любое подобие пристанища. Пристанище оказалось в единственном городке во всей округе, и переночевать в нём стоило в два раза больше, чем в Хилтоне. Оно и понятно, кто ж захочет сэкономить и разместиться в одной из свободных берлог, хоть и с видом на ледники? Последнее, что я зацепил усталым взором, было название отельчика – «Трюфельная свинья и лягающаяся лошадь» (“Truffle Pig and Kicking Horse”). Найти ответ на вопрос «что вдруг» я уже не смог.
