КАНЬОН
ВАНКУВЕР ВИКТОРИЯ – ПОРТ ХАРДИ ПОРТ ХАРДИ ПАРОМ НА СЕВЕР
ХАЙДА ГВАИ ПАРОМ НА ВАНКУВЕР ОКАНАГАН АЙСФИЛД ПАРКВЕЙ
ДЕНЬ 18
Каньон оказался совершенно невероятной красоты, и ещё более невероятной глубины. В самом его начале, стоя на узком деревянном мостике прямо над ним, невозможно было разглядеть, где он оканчивается там, внизу. Совершенно гладкие отвесные скалы просто падали вниз, в бесконечность, откуда еле слышно доносился шум воды. Мы начали спуск, надо сказать, не из самых лёгких, поскольку приходилось скользить ко камням и искать даже малейший бугорок, куда можно было бы поставить носок кроссовки, как на опору. Но зато каждый дюйм спуска приносил картинки, которые просто завораживали, сколько бы раз я не повторялся в оказавшимся таким бедным лексиконе, когда дело касается описания чувств и восприятий. Каньон стремился вниз, выгибаясь и меняя углы, точки наклона, линии поворота, и по мере нашего спуска всё ниже и ниже гул воды нарастал. По дороге в небольшую в начале речку падали с высот каскады ручейков и небольших водопадов. Часть из них была ещё обледенелой, и можно было только представить на мгновение, какая ледяная сказка оживает здесь в зимние месяцы. Ряд водопадов свисал над рекой застывшими глыбами, состоящими из бесчисленного количества сосулек, и из-под них, пробив себе ход, с шумом вырывалась мощная струя воды, которая, выгибаясь дугой, также пополняла несущуюся вниз реку. Из каньона тянуло совершенно неземным холодом. Мы шли 
уже часа два, хотя слово «шли» мало подходит для тех, кто передвигается по горам вверх-вниз. Спустившись километра через три к самой реке, мы побрели вдоль её русла, которое в каком-то месте практически пересохло, обнажив разноцветные валуны на дне, но чуть дальше целая серия водопадов и ручьёв, падающих с тающего ледника, возродили реку снова, и превратили в новый бушующий поток, а затем и вовсе в полноценную реку с порогами, по которой было бы верхом мечты пройти сейчас на кайяке или на плоту. Внезапно, как всегда здесь, в горах, начался дождь, причём при ярчайшем солнце, бьющем во все стороны. Через минут двадцать небо начало затягиваться тучами, и грибной дождик превратился в нешуточный ливень, не только вымочив нас до каждой нитки свитеров, мокрым балластом висящих на нас, но и враз сделав скользкими камни, выступы, да и вообще все пологие куски земли, по которым мы ступали. Судя по расстоянию, которое мы отмахали, ещё час с лишним назад тропинка, ставшая совсем сейчас незаметной, должна была привести нас обратно к исходной точке, что означало бы проделанный нами многокилометровый маршрут, рассчитанный на дневное путешествие. Но ничего вокруг даже близко не напоминало о том, что неподалёку может быть нечто из цивилизованного мира или по крайней мере дорога, на которой можно было бы дождаться какого-то местного фургончика, и попросить подвезти нас хотя бы ориентировочного места, где мы спрятали 
машину. Внезапно перед нами возник прибитый к старому пню планшет, на котором было написано «Конец». Если бы это был конец маршрута, то радости нашей не было б предела, но можно было только догадываться, конец чего предсказан нам, совершенно мокрым и вымотанным, в этой глуши. О том, чтобы идти назад, не могло быть и речи, к тому же даже в воображении тяжело больного альпиниста представить, что можно по скользским камням, нависшим над пропастью, карабкаться вверх на 1700 метров, плюс километров десять дороги вверх-вниз, представить было нереально. Обследовав местность, мы обнаружили еле заметную тропинку, убегающую в таёжную глушь. Иного варианта, как пойти по тропинке, у нас не было. Ещё через несколько часов прогулки, если можно так назвать волочение ног по шишкам и сучьям, и издавание предсмертных хрипов, мы вышли из леса, и увидели покосившийся столбик с табличкой. На этой треклятой табличке была выведена длинная извилистая линия с красной точкой посредине, которая должна была означать наше местонахождение. А надпись нас безымянно поздравляла с тем, что мы отмахали трёхдневный маршрут, а до конца пути осталось пройти ещё всего-то три вершины высотой по два с лишним километра каждая, с большой долей вероятности уложившись в пять дней. Решив, что от усталости мы чего-то недопоняли, хотя всё было ясно как день, мы вновь и вновь перечитывали не такой уж и сложный текст. Фёдору было легче, поскольку он, читая, не понимал, что именно там написано, и в нём продолжала пульсировать хоть какая-то совсем хилая, но надежда. Не буду утомлять описанием дороги назад, так как главное, что мы всё же вернулись на сегодняшний день по своим домам в разных странах. На тот же момент, стоя перед роковой надписью, шансы на это были не велики. Скажу лишь, что по возвращении уже в практически полной темноте к машине, по сравнению с нашим дыханием звук несущегося на всех парах первого угольного паровоза был звуком взмаха крыльев бабочки.
Смотрите слайд-шоу – Джаспер Каньон
